|
|
|
Сергей Лисовой: «Желающих стать десантниками хватает, но...» |
|
|
 В следующем году самый высокомобильный род Сухопутных войск (он же,
бесспорно, и самый романтичный) - воздушно-десантные войска - отметит
свое 80-летие. Используя приближение этой круглой даты как повод,
корреспондент нашего журнала обратился к начальнику аэромобильных войск
Сухопутных войск Вооруженных сил Украины полковнику Сергею Лисовому с
просьбой рассказать о сегодняшних буднях воинов-десантников, а заодно
поделиться впечатлениями и воспоминаниями о службе в ВДВ.
- Сергей Гурьевич, в далеком 1977 г. Вы начали свою армейскую службу рядовым водителем-стрелком. Сегодня – главный десантник ВС Украины. Какие принципиальные изменения произошли за минувшие три десятилетия в родном для Вас роде войск?
- Начать, наверное, надо с благодарности Богу, что после всех реорганизаций, передислокаций и сокращений эти войска все же сохранились. Удалось сберечь их традиции, особый, присущий только десантникам, боевой дух, неизменный «мартеновский» девиз - «Никто, кроме нас!». В этом плане пока все нормально. Если же говорить о проблемах, то в числе первых - сложности с комплектованием войск солдатами и сержантами срочной службы. Желающих стать десантниками хватает, но отобрать в аэромобильные части физически и морально здоровых парней с каждым годом становится все сложнее. Это при том, что критерии отбора сегодня менее жесткие, чем в советский период. Помню, когда сам поступал в училище, медики очень придирчиво проверяли мое здоровье, вплоть до того, что на центрифуге крутили. Но и нагрузки тогда, надо заметить, были соответствующие. Во время учебы в Рязанском училище ВДВ, мы, например, каждые две недели совершали марш-бросок в учебный центр и обратно. За четыре года так втянулись, что воспринимали 60-километровый пеший переход как само собою разумеющееся. Более того, еще и в увольнение после этого шли. И я не вспомню, чтобы во время марша возникали какие-то медицинские сложности, разве что ногу кто-то натрет. А сегодня...
- Но возможно острота проблемы снимется после полного перехода армии на контрактную основу?
- В какой-то степени да. Однако много ли физически крепких, отвечающих всем требованиям парней соблазнятся зарплатою около 1 тыс. грн?
- Но в аэромобильных войсках, в отличие от «пехоты», получают еще и доплату за парашютные прыжки, год службы засчитывается им за полтора...
- Чтобы рассчитывать на упомянутую Вами доплату, офицер-десантник, например, должен совершить в год от 2 до 6 прыжков (в зависимости от возраста).
Это несколько меньше, чем было в советский период, но в сегодняшних условиях и этот минимум обеспечить довольно проблематично: бюджетом 2009 г. на боевою подготовку аэромобильных войск не было выделено ни копейки! Командирам частей потребовалось немало усилий, чтобы выполнить программу прыжков за этот год.
- Это правда, что офицеры и контрактники аэромобильных частей были вынуждены оплачивать парашютные прыжки из собственного кармана?
- Да, пришлось идти по такому пути. Мы заключили договора с организациями, которые занимаются парашютным спортом, и они за минимальную цену (75-90 грн прыжок) предоставили нам такую возможность.
- А в чем секрет такой «благотворительности», ведь, судя по объявлениям в газетах, реальная стоимость такой услуги значительно дороже?
- Тут есть свой нюанс: прежде чем совершать прыжки, офицеры и контрактники вступают в эти организации (а те заинтересованы в росте рядов), платят членские взносы. Так что выгода обоюдная. Но есть и примеры бескорыстной помощи. В этом году мы оказались перед угрозой того, что солдаты срочной службы уволятся в запас, так и не совершив ни одного прыжка. Узнав об этом, руководство Всеукраинской общественной организации «Никто, кроме нас» (ее лидер Александр Иванович Ковалев служил срочную службу в Афганистане в составе 345-го парашютно-десантного полка) приняло решение помочь нам. Они оплатили стоимость топлива, необходимого для проведения прыжков с вертолетов, а по окончании занятий организовали отличный концерт. Благодаря им 543 солдата Житомирской аэромобильной бригады получили возможность стать настоящими десантниками. Эта же организация помогла нам с проведением прыжков в Днепропетровской воздушно-десантной бригаде, выделила средства на ремонт крыши учебного корпуса в Николаевской аэромобильной бригаде. Мы очень высоко ценим такую помощь!
Да, положение с финансированием войск сегодня сложное. Но и в этих непростых условиях руководители Генерального штаба, Сухопутных войск стараются держать военнослужащих аэромобильных войск в тонусе. В прошлом году, например, с двумя нашими бригадами были проведены учения в Крыму. Причем подняли их
по тревоге внезапно. Без предварительной подготовки. Это серьезный экзамен. В 25-й воздушно-десантной бригаде, к примеру, было задействовано более 200 единиц только гусеничной техники, а 79-й аэромомобильной бригаде - около 300 колесной, и все прошло успешно. В этом году, несмотря на кризис, так же внезапно снова была поднята 25-я бригада и один отдельный батальон. И в этот раз они показали себя достойно. Так что, несмотря на все трудности, мы не сидим сложа руки, ищем возможности поддерживать на должном уровне боевую готовность нашего рода войск.
- Ситуация с комплектованием и боевой подготовкой аэромобильных войск в общих чертах понятна. А какие изменения произошли за те же годы с техническим оснащением десантников?
- Когда я начинал служить, на эти нужды выделялись значительные средства. К примеру, когда в курсантские годы мы осваивали БМД-1, она была далека от совершенства. Трансмиссия порою «капризничала» (она состояла из однодискового главного фрикциона сухого трения), много вопросов было по вооружению этой машины. Но довольно скоро в войсках появилась БМД-2, а затем и БМД-3. Так было и с развитием средств десантирования.
 В свое время мы начинали с парашютной платформы ПП-128-3500. Потом были приняты на вооружение более совершенные ее модели, а затем и знаменитые «ПРС», «Шельф», «Кентавр», «Реактавр». Теперь же ситуация, увы, совершенно другая. Аэромобильные войска, в основном, живут за счет тех запасов, которые достались от Советской армии. Это при том, что Украина, например, одна из шести стран мира, которая способна производить вертолеты. У нас есть возможность выпускать бронежилеты, которые весят всего лишь 2 кг, но «держат» пулю пистолета Стечкина, освоить производство десантного варианта собственной автомобильной техники. В наследство от СССР нам досталось уникальное учреждение - Научно-исследовательский институт аэроупругих систем. В свое время его специалисты испытывали и доводили все парашюты, которые только существовали в СССР - от спортивных до парашютных систем космических аппаратов.
- В тот период институт был сугубо военной организацией, входил в структуру Военно-воздушных сил. А сейчас?
- Сейчас это гражданское учреждение, подчиненное Министерству промышленной политики. Специалисты института разработали для нас новые парашюты - ДПС и ЗПС, они готовы сотрудничать с нами и дальше - были бы у нас деньги оплатить заказы. А с этим как раз большая проблема.
- В одном из своих интервью Вы сказали, что сегодня на 8 тыс. украинских десантников есть только 1,5 тыс. парашютов. В этом вопросе что-то изменилось?
- Пока нет. Эти полторы тысячи парашютов обеспечивают нам обучение личного состава и проведение тренировочных прыжков. На военное время есть резерв -14 тыс. парашютов, из которых 4 тыс. ни разу не использовались. Но у них, увы, истек предельный срок хранения - 20 лет. Его надо продлевать, а для этого тоже нужны деньги.
- А на какое количество прыжков рассчитан парашют?
- В зависимости от того, какой он модели. Как правило, от 80 до 120 прыжков.
- Самому-то Вам удается находить возможность прыгнуть с парашютом или на Вашей должности в этом нет необходимости?
- Ну почему, стараюсь не терять навыков. Крайний раз прыгал 14 июня этого года с борта Л-410 на аэродроме в Боро-дянке, куда меня пригласил мой друг по Афганистану Андрей Мишин (наше управление поддерживает добрые отношения с Дмитрием Карпековым - президентом федерации парашютного спорта Украины и ассоциации «ПАРА-СКУФ»). В этот раз я впервые опробовал спортивный парашют. У него скорость снижения выше, чем у «боевого», но зато менее жесткое приземление. Сейчас по нашему заказу в Феодосии разрабатывают новый парашют-крыло «Статус-СН» для спецподразделений. На нем можно будет совершать горизонтальный полет на дальность до 30 км.
- Читая недавно сообщения о выпуске во Львове 29 лейтенантов-десантников, обратил внимание, что только 10 из них получили удостоверение инструктора парашютно-десантной подготовки. Почему не все 29?
- Чтобы стать инструктором, надо иметь не менее 40 прыжков с парашютом и на «отлично» сдать госэкзамены по ПДП. Это дает право самостоятельно, без дополнительного контроля со стороны начальника парашютной службы, руководить укладкой парашютов своего подразделения. Те из офицеров, кто не получил звание инструктора в училище, имеют возможность сделать это в войсках - каждый год мы проводим так называемую сессию, по результатам которой можно получить право на повышение своей профессиональной квалификации. К слову сказать, в этом году в войска пошло хорошее пополнение.
 - Судя по вехам Вашей биографии, сами Вы сразу после выпуска из училища попали служить в Афганистан...
- Да. Тогда, в 1982 г., училище окончили около 300 человек. 50 из них направили в 103-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию и 345-й отдельный гвардейский парашютно-десантный полк, которые тогда воевали в Афганистане. Отбирали только холостяков, процентов 90 были членами или кандидатами в члены КПСС, многие были в училище сержантами. Мы не были первыми - в предшествующих нашему выпусках тоже отбирали ребят для службы в Афганистане.
- На Ваш взгляд, насколько оправданным было направлять в регион, где ведутся боевые действия, совсем еще молодых офицеров?
- Тут были свои «за» и «против». С одной стороны, некоторый предварительный опыт службы в войсках, конечно бы, не помешал. Мне в этом отношении было полегче - я все-таки год прослужил солдатом, да и в училище был сержантом, заместителем командира взвода - так что навыки в работе с людьми были. А вот тем ребятам, которые пришли в училище сразу после школы, пришлось непросто. Потери среди нашего выпуска были довольно большие. Кроме меня во 2-й батальон 357-го гвардейского парашютно-десантного полка тогда пришли два моих однокашника - Паша Че-бряков и Сергей Аверкин. В апреле 1984-го погиб Сергей, в сентябре получил тяжелое ранение в живот Паша. Эвакуировать его удалось только через семь часов, он потом долго лечился в госпиталях. В 1983-м и последующих годах только что окончивших училище лейтенантов в Афганистан уже не направляли.
- Вы сказали о «против», а «за»?
 - Мы уезжали в Афганистан пацанами, а возвратились зрелыми людьми, получившими уникальный боевой опыт. Да, были потери... Но те, кто прошел школу Афганистана, без всякого преувеличения - золотой фонд армии, своей страны. Сейчас вспоминаю о том времени с ностальгией. Там, в Афганистане, между людьми были особые отношения. После второго боя становилось понятно, кто есть кто. Именно после второго. В первом бою всякое бывает - и храбрый может дрогнуть. Но если ты собрался, преодолел свой страх, растерянность - честь тебе и хвала. Считаю правильным, что все офицеры ВДВ прошли Афган. То, что нам выпало там увидеть, пережить, не прочтешь ни в одном учебнике. Вспоминаю, как мой замкомзвода Андрей Торбанов учил меня, молодого взводного, добывать огонь с помощью трассирующего патрона (он в этом году приезжал из Волгограда поздравить меня с 50-летием, мы не виделись с ним 25 лет!). Вроде бы мелочь, но когда ты в горах, на снегу (белые маскхалаты, кстати, мы шили сами из обычных солдатских кальсон), такие знания, навыки спасают людям жизнь. Когда после двух лет службы в Афганистане я пришел командовать взводом в свое родное училище, то четко знал, чему учить и как воспитывать курсантов.
- А что, после Афганистана у Вас была возможность выбирать место службы?
- Нет, конечно. Дело в том, что командир нашей дивизии Герой Советского Союза генерал-майор Слюсар Альберт Евдокимович после Афганистана был назначен начальником Рязанского училища ВДВ. Уходя из дивизии, он попросил кадровиков подобрать из числа молодых офицеров, срок службы которых в Афганистане подходил к концу, 25 толковых лейтенантов и направить их в училище. И это, на мой взгляд, было мудрым решением. Мы пришли командовать курсантскими взводами, имея за спиной боевой опыт, с орденами, медалями. Все это, конечно, сыграло свою позитивную роль.
- За Афганистан у Вас орден Красной Звезды и медаль «За отвагу»...
- Да. Причем медаль мне вручили через пять лет после возвращения из Афганистана, когда я учился в Академии им. Фрунзе. Это был период, когда по распоряжению Горбачева в военных архивах начали поднимать ранее не реализованные представления на награждения. Мои однокурсники по академии шутили по этому поводу: «Все, как в газетных статьях - награда нашла героя!».
- А за что Вы были представлены к этим наградам?
 - В Афганистане я командовал внештатным разведывательно-засадным взводом батальона. К тому времени в штабе 40-й армии уже не очень доверяли рапортам, а требовали трофеи, документы. А как их добудешь, если при столкновениях с более-менее серьезными силами боевики тут же уходили в горы? Поэтому во время операций
по зачистке местности мой взвод посылали на перекрытие вероятных путей отхода противника. За сутки до начала боевых действий мы уходили в горы, организовывали засаду и сидели тихонько, ждали, когда на нас пойдут «духи». Окруженные со всех сторон, они перли на нас со страшной силой. Адреналина тогда, поверьте, хватало.
Еще одним вариантом действий моего взвода был перехват банд на маршрутах их движения. Офицеры ГРУ, которые были прикомандированы к нашему батальону в провинции Бамиан (они работали с местной агентурой и поэтому ходили в афганской одежде, носили бороды), сообщали нам о предстоящих передвижениях душманов, а мы реализовали их разведданные. Эти же грушники изучали принесенные трофеи, они же давали оценку нашей работе. Как-то мы взяли особенно важные документы - меня представили к ордену. Похожая история была и с медалью, и с досрочным присвоением звания старшего лейтенанта. Ходили мы тогда на задания довольно часто. Я даже было завел в блокнотике учет наших выходов (молодой был, не битый), но об этом узнал особист и забрал мои записи. Больше половины моих афганских фотографий тоже, кстати, изъяли. И не только у меня. Но это уже позже, на границе СССР, когда возвращался домой.
- Как сложилась Ваша служба после Афганистана?
- Довольно успешно. Два года я был командиром курсантского взвода, потом стал ротным. С этой должности поступил в общевойсковую академию им. Фрунзе на десантный факультет. Три года там. Очень интересный был период. После окончания училища я ни капельки не сомневался (нас так воспитывали), что если поставят такую задачу - захвачу взводом командный пункт армии. В академии понял, что все не так просто. Конечно, в жизни всякое возможно, но... В академии мое мышление перевернули полностью. Уровень обучения был очень высоким - у нас не было ни одного преподавателя с опытом службы ниже командира полка. Нас учили командовать полками, дивизиями, армиями. Солидная школа! После академии пришел комбатом в дивизию ВДВ, которая дислоцировалась в городе Болграде Одесской области, потом стал комбригом, замкомандира дивизии. Два с половиною года служил в штабе аэромобильных войск, потом столько же возглавлял кафедру аэромобильных войск Национальной академии обороны Украины. В 2006 г. был назначен начальником аэромобильных войск.
|
|
|
|
