 Знакомим посетителей сайта УСВА с участником боевых действий в Афганистане, автором книги «Шторм – 79»: как Петрович из Одессы дворец Амина брал» Владимиром Кошелевым и предлагаем стихи из его книги, в дальнейшем они будут печататься в газете «ТТ» и на сайте.
Роман-эпопея – это документальное точное, поэтически емкое и образное, гротескное и глубоко лирическое повествование о событиях периода ввода советских войск в Афганистан и осуществления государственного переворота в Кабуле 27 декабря 1979 года. Это второй роман в стихах Владимира Кошелева – офицера спецназа ГРУ Генштаба и профессионального литератора.
Владимир Михайлович Кошелев родился в семье военного лётчика. Окончил Калининское СВУ. Кроме военного имеет юридическое, экономическое и филологическое образования. В Литературном институте имени А. М. Горького занимался в семинаре лауреата Государственной премии России поэта-фронтовика Н. К. Старшинова.
Проходил службу в Афганистане, где был заместителем командира 411-го отдельного отряда спецназа ГРУ Генштаба. Участвовал в миротворческой акции в Таджикистане. Награждён тремя орденами, полковник запаса. Работал заведующим сектором и зампредом комитета в Администрации Президента России. После расстрела здания Верховного Совета РФ (1993 г.) ушёл в отставку. Работал заместителем председателя РСВА, был советником председателя международного союза «Боевое братство без границ», заместителем главы администрации подмосковного города Юбилейный.
Член Союза писателей России и Национального союза писателей Украины. Автор двух музыкальных альбомов, четырнадцати книг исторической прозы и стихов, в том числе двух романов в стихах.
Владимир
Кошелев
«ШТОРМ-79»:
как Петрович
из Одессы
дворец Амина брал»
Роман-эпопея
по мотивам воспоминаний
отставного полковника ГРУ
Вместо пролога
Не пробил час
Который раз в шагу от Смерти,
Но всё покуда не в аду.
По мне, должно быть, плачут черти:
Никак я к ним не попаду.
Все люди – грешники с рожденья,
Солдат?.. Он грешником вдвойне:
Суть моего предназначенья –
Погибнуть славно на войне.
Я Богу каюсь перед боем,
Потом, об этом позабыв,
Грешу развратом и запоем,
Чужую кровь от рук отмыв.
Минуты краткие забвенья
Труба походная прервёт,
И разом вышибет похмелье
Команда звонкая «Вперёд!».
Так что? – Готовь дрова, чертяги:
Мне, видно, жариться у вас.
Надеюсь, в этом вы, салаги,
Даёте только высший класс.
Люблю попариться в охотку:
Я бане верю, как врачу.
Потом кваску, а можно – водку.
Не знали, черти? – Научу!
Как поживают сатанихи?
Должно быть, тоже в самый раз,
Ну ждите, милые чертихи,
Ещё <попробую я…> вас.
Берите, бесы, на заметку –
Я в карты резаться мастак.
Устрою русскую рулетку,
Как офицер, да и русак.
В ад прихвачу десантный тельник,
Коль покрестил меня спецназ:
Чертягам – вечный понедельник,
Ну а пока не пробил час.
Час грянет, знайте, дьяволята,
Что вам я – полный Енерал:
Устрою ад хужей дисбата,
Коль душу вам не продавал.
Предисловие
Я помню, как Владимир Кошелев начинал свой поэтический путь. Он писал короткие крепкие стихи. В основном короткие.
Прошли годы. Мы не виделись давно. И вдруг он дарит мне роман в стихах объёмом в несколько сотен страниц – «Петрович – супершпион из Одессы». А следом предлагает прочитать в рукописи следующий роман в стихах, не меньшего объёма.
Мне-то простодушно думалось, что русской литературе достаточно одного романа в стихах – «Евгения Онегина». Ан, нет.
Казалось бы, наше динамичное, почти молниеносное время требует и соответствующего жанра, но в России всегда всё наособицу. Не удивлюсь, если у нас сейчас появятся были из нашего времени. Такая непредсказуемая Русь. И это хорошо.
Итак, роман Кошелева «Шторм-79»: как Петрович из Одессы дворец Амина брал». Главный для меня вопрос при чтении был таким: автор уже описал эти афганские события в прозе в книгах «Штурм дворца Амина: версия военного разведчика», «Мусульманский» батальон спецназа ГРУ» и других. Что может к этим серьёзным документальным книгам прибавить рифма? Зачем об этом писать ещё стихами? В советское время за стихи хотя бы платили построчно – и был смысл рифмовать. А теперь?
Наверное, дело в том, что документальное как нечто грузное, весомое, даже, скажем, тяжеловесное, со временем идёт на дно реки времён, остаётся уделом узких специалистов, а стихи легче проходят, как писал Пушкин, «завистливую даль времён» – и живее воспринимаются читателями многих поколений. Сам Пушкин свои строфы «Евгения Онегина» называл «небрежными». Не потому, что он над ними не работал, а потому что писал простодушно, легко, понимая, что это залог успешного разговора с читателем.
Таким современным «небрежным» слогом овладел и Владимир Кошелев.
Если говорить литературоведческим и немного скучным языком, то надо сказать, что по сути мы имеем дело с произведением новаторским, в котором существенное обновление формы, насыщение ее новыми выразительными средствами придаёт совершенно новое звучание вполне обычной и даже, относительно фабулы, заурядной истории супермена, который в супердержаве как был, так и остаётся человеком маленьким, величиной, которой в рамках статистической погрешности всегда возможно пренебречь.
Но обвинение в заурядности вряд ли справедливо. Судьба главного героя романа не могла не приобрести черт остросюжетного повествования, коль скоро сам он – офицер спецназа ГРУ Генштаба, а картина дейст¬вия романа разворачивается на фоне ввода советских войск в Афганистан и осуществления государственного переворота в Кабуле. Тут отметим особо, что «Шторм-79» написан на жёстком историческом материале – по мотивам тех недавних грандиозных событий, которые до сих пор полностью и объективно не осмыслены нашим обществом. Здесь самая что ни наесть и «окопная правда», и серьёзная аналитика, «и жизнь, и слёзы, и любовь», и кровь…
Ещё раз вернёмся к форме. Жанр произведения автор определил как «роман в стихах с прозой и музкою». Трудно представить себе в каком виде прозаические (документальные) фрагменты могли бы органически войти в ткань поэтического повествования, не снижая эпического накала, не нанося ущерба впечатлению о творческом потенциале стихотворца. Владимир Кошелев нашел это неожиданное, компромиссное решение: к месту и ко времени процитированный документ не только даёт читателю (и автору) необходимую передышку, но – главное! – повышает градус эпического накала, даёт мощный толчок к осмыслению поведанного и пережитого, к обобщённому восприятию вполне заурядных явлений повседневной действительности.
Бравурный марш, элегия, поминальный плач, скоморошина могли бы служить подходящим фоном для этих размышлений. Тем не менее, роль «музки» нельзя трактовать сугубо утилитарно. Да, она на время меняет ритм повествования, освежает восприятие иным поэтическим размером, новыми красками, но при этом она привносит с собой нечто тектоническое, чем наполнены песня-дума, песня-плач, песня-побасёнка. Очень жаль, что традиционная форма книги не позволяет читателю въяве слышать мелодии всех песен. Можете не сомневаться, у каждой песни кроме поэтического текста существует подтекст музыкальный, в большинстве случаев вполне оригинальный. Для умудрённых жизненным опытом читателей он во многих местах очевиден не только потому, что автор иногда предлагает читателям свою трактовку некогда популярных песен, но и потому что мелодический ряд большинства песен вполне очевидно проступает из мелодики и ритмики поэтических строк.
И, наконец, новаторство представленного на суд читательской аудитории романа в стихах заключается ещё и в том, что сам язык его – шутовской, прибауточный, ёрнический, стёбовый, доходящий до грани литературной нормы, но никогда не переступающий этой грани, – за внешней простоватостью и непритязательностью скрывает огромную силу достоверной лаконичности и категоричности, искренности и задушевности, бесхитростной прямоты – всего того, что помогает автору непроизвольно стать приятным собеседником и сотоварищем в осмыслении пережитого.
Повествование в романе в стихах ведётся от имени некоего отставного полковника ГРУ Генштаба в форме поучений и наставлений, что придаёт книге своеобразную форму диалога между поколениями. Рассказчик не спешит с выводами, не навязывает свои оценки происходящих событий: он заставляет своего читателя-собеседника думать, предметно вглядываясь в череду явлений безвозвратно ушедшей эпохи. Хотя другой хороший поэт – Владимир Соколов – сказал: «Всё уходящее уходит в будущее…»
Геннадий ИВАНОВ,
первый секретарь Союза писателей России.
|