|
"ЕСЛИ ВЫВЕДЕШЬ НАС, БОЖЕ, ИЗ ЭТОГО АДА, БУДУ СЛУЖИТЬ ТЕБЕ ДО КОНЦА ДНЕЙ!" |
|
|
| |
 
Бывший воин-афганец, а ныне пастор протестантской церкви, Анатолий
Пономарев опекает сирот, организовывает детские летние лагеря и читает
лекции для подростков
Передо мной старое письмо. Углы конверта истрепались от времени,
складки на бумаге подобны шрамам. Письмо с войны "отмечает" свой
25-летний юбилей. В уже далеком теперь 1983-м его прислал родителям из
Афганистана 18-летний Толя Пономарев. С нынешним весенним призывом в
армию пойдет сын Анатолия Николаевича. А то, что вместилось в прошедшие
четверть столетия, настолько драматично и ярко, что не рассказать об
этом невозможно.
|
|
| |
"Нас иначе как смертниками не называли"
- Можно сколько угодно повторять: чужих детей не бывает, да только
трудно по этому принципу жить, - говорит Тамара Матецкая, заведующая
отделом семьи Горностаевской районной администрации Херсонской области.
- Но у нас получилось: в районе появилась очередь на усыновление. А
моду такую - брать в семьи сирот - ввел здесь местный пастор Анатолий
Пономарев. Это удивительный человек!
С удивительным человеком мы встретились в канун Дня вывода советских
войск из Афганистана - в семье Пономаревых 15 февраля всегда отмечают.
- Да, это особый праздник, - вздыхает пастор Анатолий. - Меня призвали
ровно 25 лет назад. Сельский паренек, тракторист, что я тогда понимал?
Куда-то везут, вроде бы в Венгрию. В Симферополе, уже на аэродроме,
офицер открыл мой военный билет: о, ты из Херсона? Ну, нахмурился,
держись, земляк! Чего, думаю, держись? В Венгрии служил мой сосед,
вернулся довольный. В самолете стали знакомиться. Мы летим в Ташкент,
протягивают руки ребята. А мы, отвечаю, в Венгрию. Да это вроде в
другой стороне, смеются хлопцы. И тут до меня стало доходить...
Попал в Самарканд. Пацаны, улетевшие оттуда в Кабул чуть раньше, слали
отчаянные письма: "Здесь ад! Правдами и неправдами старайтесь
спрыгнуть". Хлопцы рвали водительские права, резали себе руки-ноги. Нас
сутками не выпускали из казарм, чтоб не разбежались. Приезжали родители
с деньгами, платили командирам, забирали сыновей... И вот отправка.
Пиши, говорят, рапорт, что идешь воевать добровольно. Я отказался.
Позже узнал, что рапорт вкладывали в личное дело, и когда привозили
родителям гробы, первым делом предъявляли эту бумажку: "Почерк сына
узнаете?"
Я почему-то сразу сошелся с ребятами из России. Когда прилетели в Кабул
и скомандовали: без списка разделиться на две группы, россияне гурьбой
вышли вперед. "Хохол, пошли с нами!" - зовут. А мои приятели-украинцы и
себе: "Какое там с вами! Стоять, хохол!" Я секунду поколебался, остался
со своими, и через минуту узнал, что россиян забирают в штаб армии, а
мы пополним ряды так называемых наливников. Наливники сопровождали
автоколонны, перевозившие бензин, солярку. Душманы постоянно охотились
за машинами с топливом, ведь без него даже самая современная армия
становится беспомощной. К тому времени, когда я пришел служить, нашей
техники с горючим уже столько уничтожили, что солдат сопровождения
иначе как смертниками не называли...
Анатолий объездил весь Афганистан, совершил 120 боевых выездов. Через
перевал Саланг - это почти пять тысяч метров над уровнем моря - возил в
Кабул бензин, с Баграма доставлял солярку. Говорит, что домой вернуться
даже не надеялся. Просил у Бога одного - чтобы не собирали по кусочкам,
не мучили.
- Вы видели когда-нибудь, как взрывается канистра с бензином? -
спрашивает собеседник. - Море огня. А тут не канистра, а восьмитонная
цистерна. И таких цистерн по узенькой дороге между горой и обрывом
тянется 30 штук. Ты наперед знаешь: враг тебя ждет на перевале. Сколько
раз я там попадал в засады, под обстрел, горел! И куда бежать? Огонь
везде! В такие минуты почему-то страха нет. Действуешь, словно робот.
Потом, чтобы снять стресс, кто-то курил анашу, кто-то искал героин. Я
спасался водкой. Ведь завтра снова в путь, выходных на войне не бывает.
Ну, разве что враг отобьет перевал, и пока за него идут бои,
занимаешься ремонтом машин, крохотная передышка.
Анатолий пробыл на войне два с половиной года. Его призыв был
последним, отправленным воевать практически без подготовки. Тех, кого
отправляли позже, по полгода учили. Вот и пришлось шесть месяцев ждать
смены.
- Помню, осталось служить считанные дни, - рассказывает Анатолий. - Мы
поднялись на самый верх перевала - у врага как на ладони. И тут -
шарах! Ясно, засада. Колонна остановилась, подъехали наши
бронетранспортеры, начальник охраны командует: го-товсь! Я достал из
кабины фотографии, письма родных, спрятал в карман: ну вот и все!
Положил руки на автомат и думаю: "Как я устал! Господи, выведи меня из
этого ада! Не могу больше! Хочу умереть". И до чего обидно стало! Ведь
думал отправиться домой через неделю... Так далеко останутся мои кости,
даже на могиле старики не поплачут. Само собой вырвалось: "Если
выведешь нас, Боже, буду служить тебе до конца дней". И вдруг -
тишина... Колонна постояла-постояла, тихо. Завели моторы, едем. Нигде
никого. Когда пришли на базу, мой командир роты спрыгнул на землю, в
истерике разорвал на себе гимнастерку, страшно заматерился. "Черт, -
кричит, - не пойму, кто тут из вас талисман?!" А я уже догадывался, кто.
Отец Анатолия Николай Пономарев поведал "ФАКТАМ" о том самом письме:
сын-солдат в конверт вложил путевой лист, где был обозначен весь
маршрут колонны. "Секретчики" просто прохлопали - обычно все лишнее из
афганских посланий вычеркивалось. И буквально сразу же "Голос Америки"
(Толины родители постоянно слушали "голоса", чтобы хоть что-то узнать о
стране, откуда их сын присылал бодрое "у меня все хорошо"), передал: на
перевале уничтожена советская колонна. Две недели родители ждали
похоронку на сына.
- А с той расстрелянной колонной я просто разминулся: мы шли порожняком за грузом, они - нам навстречу, - уточняет Анатолий.
В свой райцентр Горностаевка он добирался ночью. В Николаеве взял
такси, а ехать около 200 километров. Не было терпения ждать автобуса.
Дверь домашние оставили незапертой, он вошел. Родители спали, брат
смотрел телевизор. Оторвав взгляд от экрана, парень несколько минут
рассматривал гостя.
- Ти мене не взнахш? - тихо спросил солдат.
"В недостроенной кухне-времянке я открыл церковь, и все в поселке решили, что у меня белая горячка"
Впрочем, самое трудное только начиналось. Анатолий устроился водителем, но мирная жизнь не давалась.
- В 17-18 лет психика только формируется, и то, что мы - по сути дети -
видели в Афганистане, духовно искалечило всех, - вздыхает собеседник. -
Реабилитацией афганцев никто не занимался. Всю ночь видишь кошмары,
идешь на работу разбитый, возвращаешься без сил, опять бессонная ночь
впереди. Я пил по-черному. Потом спохватился. Решил: женюсь, родятся
сыновья, появится какой-то смысл. Сыграли свадьбу, помогло на какое-то
время. Но шли месяцы, детей не было, врачи сказали, что причина во мне,
что это не лечится. Опять запил, еще хуже. Зачем, думаю, мучить всех
вокруг? Пусть один раз поплачут, и все. Стал выпроваживать супругу:
найди себе другого, у нас с тобой ничего не выйдет. Испортил жизнь ей,
не поправил свою.
И до того дошло, что взял веревку, чтобы разом покончить со всем.
Приготовился, осталось на шею накинуть, и почему-то неожиданно
вспомнил, как в предсмертную минуту в афганских горах разговаривал с
Богом, дал ему обещание. Нет, думаю, отложу-ка это дело назавтра,
сперва схожу в церковь. Наверное, что-то такое было в моих глазах, что
священник после службы сказал: останься. Мы долго разговаривали, через
неделю я покрестился. На работе, узнав такую новость, люди крутили у
виска пальцем: мол, опять у Толика планка упала, из одной крайности да
в другую.
Я тогда как раз начал к дому пристраивать кухню-времянку, и вдруг
говорю жене: а давай здесь церковь откроем. В это время все церкви в
нашем райцентре ютились в каких-то развалюхах. Давай, согласилась Галя.
В поселке окончательно решили, что я допился до белой горячки.
Начальник автоколонны быстренько отправил меня в отпуск - дескать, за
месяц, может быть, в голове все встанет на место.
Сначала в Толину церковь ходили два человека, и то ради любопытства -
понять, что стряслось с мужиком. Он им рассказывал о войне, о себе,
люди сочувствовали, вздыхали, вместе молились. Через три месяца
прихожан было десять. Сейчас у Анатолия, пастора протестантской церкви
150 братьев и сестер. Из маленькой времянки они давно переехали в
церковь, которую сами и построили. Бывший афганец получил духовное
образование - заочно окончил теологический вуз в Киеве.
- Вы не поверите, - смеется пастор, - но вскоре жена сказала мне, что
беременна. И дети пошли у нас один за другим. Разве это не чудо?
В 1993 году в семье Пономаревых родился пятый сынок, Ванечка. А через три года мальчик неожиданно умер.
- Мы это тяжко пережили, - опускает глаза Анатолий. - "Если б кто
подкинул нам ребенка, взяла бы", - как-то говорит жена. А сколько их,
брошенных, подумал я. Пошел в интернат. Такое чувство было, что наш
Ваня где-то там. Взял на руки первого, кого вынесли. Мальчик был совсем
несчастный, в свои год и три месяца не то что ходить не умел - едва
стоял, весь какой-то как из ваты. Еду в Херсон по делам, зайду, подержу
мальчика на ручках, привезу ему банан. Он нехотя жует и смотрит на
меня, бананчик сразу из него и выходит. Что поделать, вздыхают
воспитатели, больное дитя.
Когда мы с женой решили забрать малыша, друзья отговаривали: зачем, у
вас своих четверо! Привезли Ванечку в субботу. В воскресенье в конце
церковной службы я обратился к людям: у меня очень болеет маленький
сынок, хочу, чтобы мы помолились о его здоровье. Люди опешили: какой
сынок?! Галя, зову жену, неси! А дитя - рыженькое, несчастненькое,
страшное! "Николаич, у вас такого не было", - качают головами
прихожане. Теперь, говорю, есть! Мы помолились.
Через две недели я собрал документы, повез Ванечку обследовать - пора,
думаю, как-то начинать лечить. Отдал его врачам, жду. Наконец, выносят
мальца. Вам, улыбаются медики, повезло: взяли абсолютно здорового(!)
ребенка, это редко сейчас бывает. Я показал им документы - медики
изумились... Ване сейчас уже семь лет, растет он здоровеньким. Потом мы
взяли еще одного мальчика-сироту, ему сейчас три годика, назвали
Валентином - такой он ласковый, столько дарит всем любви!
Пономаревы с улыбкой вспоминают: как-то Ванечка, узнав, что раньше жил
в интернате, бросился к папе: родной ты мне или нет? Отец усадил его на
колени и объяснил: с мамой мы тоже чужие люди, а живем вместе, потому
что нам так хорошо. Тебе разве не нравится с нами? "Пап, ну что ты!
Очень нравится!" - расцеловал родителя ребенок.
"Каждый раз, когда помогаю кому-то взять из приюта ребенка, у меня душа поет"
Пастор Анатолий так счастлив, что люди не могут не подражать ему. С
доброй руки священника в районе уже усыновлено около ста детей.
- Каждый раз, когда я помогаю кому-то взять из приюта ребенка, у меня
душа поет, - признается Анатолий. - Еще одним сиротой стало меньше!
Видимо, хороший пример заразителен. А только так и можно исправить мир:
через одно маленькое праведное дело.
На счету пастора Анатолия много благих дел: в соседнем районе их община
выкупила дом, куда сироты могли бы приезжать после того, как выйдут из
интернатов. А еще каждый год они организовывают детский летний
христианский лагерь, и в него со всей Украины съезжаются внуки погибших
афганцев, брошенные дети, ребята из малоимущих семей окрестных районов.
- Каждый вечер человек 180 собираются у костра, и начинается самое
интересное - разговоры "про жизнь", - рассказывает пастор. - Однажды
так сидели допоздна, обсуждали десять заповедей, а наутро мне сообщают,
что у одного из ребят пропало 200 гривен. На следующий день у того же
костра это событие мы обсудили, и утром 150 гривен возвратились на
место. Вечером я говорю буквально следующее: не знаю, кто ты, но
страшно за тебя рад, Бог ведь пришел на землю не ради праведников, а
ради раскаявшихся - ты мужественный человек! Наутро вернули еще 30
гривен...
Знаете, мы часто сетуем, что государство выделяет мало средств на
работу с проблемными детками. Но, думаю, деньги - не главное. С детьми
надо разговаривать! Как-то меня пригласили в техникум с лекцией.
Сколько, спрашивают, вам надо времени. Ну, часа полтора, отвечаю. Вы
что, изумляются, тут и Аллу Пугачеву больше 45 минут не будут слушать!
В конечном итоге мы проговорили три часа, и ребята просили прийти еще.
У Анатолия, и правда, дар проповедовать, это хорошо знают коллеги
пастора. Много лет Пономарева настойчиво приглашают переехать в Канаду,
обещают там кафедру, но он отказывается.
- Часто вспоминаю ту ночь, когда на такси возвращался домой после
службы, - признается Анатолий Николаевич. - Все в груди замирало от
нежности к родным полям, садам. С годами это не прошло. Жить на своей
земле, любя и помогая друг другу - большего, поверьте, не надо...
Когда в Украину приезжает с афганскими песнями Александр Розенбаум,
Анатолий Николаевич надевает боевые ордена и берет на концерт всех
сыновей. Репертуар певца ребята знают наизусть, поэтому подпевают: "И
мы опять горим в огне и умираем на броне". Дай им Бог никогда не
узнать, как это - воевать, гореть, умирать...
Людмила ТРИБУШНАЯ
"ФАКТЫ" (Херсон)
|
|
|
|
