30 лет назад, в конце декабря 1979 года, советские войска вошли в Афганистан. Именовались они ОКСВ (Ограниченный контингент советских войск). Его содержание обходилось СССР в 3 миллиарда долларов ежегодно, плюс 800 миллионов на поддержание кабульского режима. Итого 3,8 млрд. В конце 80-х это казалось огромной суммой. Говорилось, что именно такие непосильные расходы и погубили СССР. Хотя последующие годы показали, что эта сумма совсем небольшая в сравнении с масштабным воровством, охватившим 1/6 часть суши после распада Союза. Но это так, к слову.

Тогда же, в 80-е годы, СССР ввязался в длительную, кровопролитную войну, стоившую жизни многим тысячам бойцам и офицерам, в том числе украинцам (общие потери составили 14,5 тысячи человек). Афганцы потеряли 1 миллион 240 тысяч. Среди бывших советских генералов есть мнение, что в середине 80-х уже наступал перелом в войне. Наши войска научились воевать в афганских условиях, моджахеды несли большие потери. Но на дворе было уже «новое мышление» и Горбачев принял решение вывести войска, как один из этапов по налаживанию отношений с Западом. По другой версии, у Михаила Сергеевича просто не было другого выхода — в самом Союзе было уже неспокойно, нарастал внутренний экономический и политический кризис, а потому держать армию в Афгане стало опасно. В начале 1989 года наши войска были выведены. А Афганистан воюет до сих пор. Только теперь уже с «ограниченным контингентом» войск НАТО во главе с американцами. И последним успех пока также не сопутствует.
А истоки кровавых событий надо искать еще в апреле 1978 года, когда в Кабуле произошел переворот, позже названный Апрельской революцией. К власти пришли просоветски настроенные лидеры Народно-демократической партии Афганистана Нур Мухаммед Тараки и его заместитель Хафизулла Амин. Любопытно, что, как свидетельствуют историки, руководство СССР узнало о перевороте из… сообщений мировых информационных агентств. Тараки потом извинялся и в свое оправдание говорил, мол, умышленно не хотел информировать советское руководство, чтобы оно не стало препятствовать «революции» ввиду явного отсутствия революционной ситуации в стране (кстати, со свергнутым революцией режимом у СССР были очень теплые отношения).
Народ в своей массе НДПА не поддержал. В такой ситуации удержаться новый режим мог только на штыках. Армия Тараки и Амина реальную боевую силу из себя не представляла. Поэтому буквально сразу после прихода к власти революционеры стали просить СССР ввести войска. Сначала это делал Тараки, потом, когда Амин его арестовал и убил, еще более настойчивым был сам Хафизулла.
Поначалу советские руководители были против. Однако к концу 1979 года стало ясно, что НДПА власть без помощи извне вряд ли удержит. А учитывая, что оппозиции начала оказывать масштабную помощь Америка, в Кремле всерьез испугались появления под боком у советской Средней Азии антисоветского режима. Да и Амина после убийства Тараки в Москве считали крайне ненадежным человеком. 12 декабря решение о вводе войск было принято узким кругом лиц на заседании Политбюро ЦК КПСС. Под этим решением подписались Брежнев, Суслов, Андропов, Устинов, Черненко, Гришин, Кириленко, Пельше, Громыко, Тихонов, Пономарев, Щербицкий (глава компартии Украины). И 25 декабря на аэродромы в Кабуле и Баграме приземлились транспортники с первыми советскими частями. В частности, прибыли десантники из 103-й дивизии ВДВ, а с ними и спецназ КГБ.
Особенно радовался этому Генеральный секретарь НДПА Хафизулла Амин, даже не подозревая, что часы его сочтены. Уже 27 декабря из кабульского аэропорта в направлении президентского дворца двинулась колонна советской бронетехники, во главе которой следовали переодетые в форму афганской регулярной армии бойцы спецотряда КГБ. На пути ко дворцу президента колонну, на свою беду, остановили у КПП афганские контролеры… Они были уничтожены за несколько секунд. Затем в ходе ожесточенной перестрелки спецназ, потеряв пять человек, истребил охрану дворца и Амина вместе с его любовницей.
В тот же день бывший соратник Тараки Бабрак Кармаль выступил по кабульскому радио, заклеймив Амина как агента ЦРУ, и объявил себя новым президентом Демократической Республики Афганистан. В это время войска, ведомые маршалом Сергеем Соколовым, перешли советско-афганскую границу. Вторжение в Афганистан началось… О том, как это было, вспоминают собеседники «Сегодня» (см. рядом).
ЗАПАХ НЕФТИ И КРОВИ
Надо сказать, что в самые первые дни советское вторжение в Афганистан не вызвало особого резонанса в США. Соединенным Штатам было просто не до того: незадолго до вторжения советских войск, 4 ноября 1979 года, исламисты захватили американское посольство в Тегеране (Иран), взяв в заложники 70 сотрудников, и администрации Джимми Картера было над чем ломать голову… Но чуть позже президент США заявил, что любые попытки вмешаться в ситуацию в районе Персидского залива Штаты будут расценивать, как угрозу жизненным интересам его страны (дело в том, что с вторжением в Афганистан советские войска оказались всего в 500 милях от побережья Индийского океана и приблизились к Ормузскому проливу, через который проходила основная часть мирового экспорта нефти).
Очень часто именно борьба за контроль над подступами к нефтеносному району называется одной из причин длительного противостояния двух супердержав в Афганистане. Вскоре от слов Штаты перешли к делу: ввели экономические санкции против СССР, и экспорт в Советский Союз сократился в три раза. Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений ОСВ-2 (SALT-II), который Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев и президент США Джимми Картер подписали 18 июня 1979 года, не был ратифицирован сенатом США. Довершил дело международной изоляции СССР бойкот Московской Олимпиады 1980 года. А потом были лагеря по подготовке моджахедов в Пакистане, потоки денег и оружия, инструкторы у полевых командиров…
ШТУРМ ДВОРЦА: ЯД ДЛЯ АМИНА И СТРЕЛЬБА ПО СВОИМ

27 декабря президент Хафизулла Амин устроил банкет. Неожиданно Амин и гости почувствовали себя плохо. Опытный начальник охраны немедленно распорядился направить все продукты на экспертизу и арестовал подозреваемых (оба повара, работавшие во дворце, и их переводчик были из СССР). Охранник угадал — отраву подсыпал повар Мамоджон, узбек по национальности и агент КГБ по должности. Срочно были вызваны из советского посольства врачи. Они ничего не знали о спецоперации и быстро его откачали. А вскоре началась операция под кодовым названием «Шторм-333» по устранению Амина.
В 19.15 по местному времени в центре Кабула прогремел взрыв — сработал заряд в колодце, где проходили кабели секретной связи. Одновременно командование Витебской дивизии ВДВ получило сигнал: приступить к взятию всех намеченных объектов в Кабуле, а мусульманскому батальону (спецбатальону ГРУ из военнослужащих азиатских национальностей, одетых в форму афганской армии) и спецназу КГБ — атаковать дворец Тадж-Бек (потом его стали называть дворцом Амина). Через 40 минут дворец полностью находился в руках атакующих. Амин был ранен гранатой и позже добит из автомата одним из офицеров в холле дворца у буфетной стойки.
По головотяпству одного из руководителей, генерала МВД, бойцы «Альфы» и мусульманского батальона в афганской форме были обстреляны витебскими десантниками. Генерал не предупредил атакующих дворец, что мусульмане отличаются от «зеленых» белыми повязками на рукаве… Впрочем, сам генерал ненадолго пережил погибших в бою — в ту же ночь его нашли в приземлившемся на территории СССР самолете с пистолетом в руке и пулей в голове…
«ИЛ» С БОЙЦАМИ ЗАДЕЛ ЗА ГОРУ И УПАЛ»

Вспоминает генерал Сергей Червонопиский, председатель Украинского союза ветеранов Афганистана:
— В те декабрьские дни 1979 года мы находилась в учебном центре в Лосвидо (под Витебском, в Беларуси). Тревожные ощущения появились, когда молодым бойцам (даже не сдавшим еще необходимые нормативы), приказали срочно принять присягу... Как на грех, 10 декабря вечером я (в то время лейтенант, командир взвода десантников) постирался. Только легли спать, через час — боевая тревога! Поначалу восприняли мы ее легкомысленно, мол, какая тревога, да еще боевая, может быть в учебном центре, да пошли вы все… Но командиры быстро убедили — все очень серьезно! У меня — легкая паника: как быть, ведь мокрое белье сохнет на батарее в казарме. Как его надевать при морозе в 10 градусов! Потом, правда, вздохнул с облегчением, когда узнал, что мы пока остаемся на месте — 317-й полк (Витебский), уже ушел, а 350-й (наш, Баравухинский), пока ждет указаний. Появилась возможность спокойно подготовиться, досохнуть.
Вскоре выдвинулись на железнодорожный вокзал. Я успел на станции своим родным черкнуть, мол, убываю на учения, звонить нет возможности, читайте газеты... Погрузились. На взвод выделялся плацкартный вагон, причем неотапливаемый. Даже в «зимней десантуре» (специальной утепленной форме. — Авт.) было жутко холодно. Грелись, бегая по вагону туда-сюда... Думали, станет легче, теплее, когда прибыли на аэродром-базу морской авиации в Быхов. Но там нас ждала также неотапливаемая казарма. Опять бегали… Впрочем, скоро разузнали, что соседнее здание, где разместились военные строители, отапливалось. А чем мы хуже? И до зубов вооруженные десантники вламываются ночью к труженикам лопаты и бетономешалки… Ничего, помирились. Я примостился в ленинской комнате, под голову подложил рюкзак и сладко уснул — наконец-то в тепле. Утром, проснувшись, обнаружил рядом весь штаб батальона — лежали на полу покатом…
Тут же был и мой подопечный, молодой боец по прозвищу Гюльчетай (он своим румянцем напоминал юную героиню из культового фильма «Белое солнце пустыни»). Парнишка был рассеянный, вечно на построения опаздывал. Сержанты решили его воспитать. Построили взвод, зачитали приказ: «По законам военного времени, за хроническое опоздание в строй рядового N казнить! Отрубить ему голову!» А рядом сержант с топором стоит… Боец не на шутку перепугался, а я его вроде как успокоил, под свою опеку взял. Так он потом за мной, как собачка, бегал, не отставал…
Вскоре наш батальон определили, как десантируемый парашютным способом, пришлось делать переукладку парашютов: ночью, при минус 10, при свете фар «Уралов» и ураганном ветре. Меня, как хорошо знавшего технику, определили старшим группы в Ан-22 («Антей»). Любопытно, что у меня, лейтенанта, целый подполковник был в подчинении! Согласно уставу, все войска обеспечения подчиняются десанту. И командир корабля, подполковник, тоже. Вот он мне и докладывал: «Товарищ лейтенант, самолет к вылету готов». Борт был загружен сверх всяких нормативов: семь боевых машин десанта разных модификаций. Между ними зашвартованы ящики с боеприпасами, сухими пайками. Значительную часть «раздраконили» по дороге (сосисочный фарш, например), есть-то хотелось — самое вкусное забрали.
Вскоре поняли — высадка не парашютная. Вначале полетели на Ташкент, потом в Энгельс. Каюсь, был я тогда замешан в одном неблаговидном деле. В Ташкенте еще, когда «Антей» заправляли, не долили горючего. Продали две тонны, взяли пять бутылок водки и закусь. Всю водку выпили, пока летели на Энгельс. Последствия той ситуации были жестокие, в смысле похмелья… Прождали там неделю, дважды нас поднимали «вхолостую». А в третий пошли прямо на Кабул. Впрочем, это мы потом узнали куда (командиры от батальона и выше знали, но нам не говорили, строжайшая тайна была). Кстати, я только недавно узнал, что некоторые командиры (вплоть до комбата) якобы еще летом побывали в столице Афгана на рекогносцировке. Хотя это не факт, может, и слухи…

Началось все с трагедии. При посадке в Кабуле летевший перед нами Ил-76 задел брюхом за вершину горы и разбился. Я был в кабине пилотов «Антея», видел все это зарево. Погиб хозвзвод нашего второго батальона и рота десантного обеспечения, топливозаправщик с 93-м бензином, две машины с боеприпасами. Было чему взрываться! Мишка Голубев погиб там, друг мой…
Наконец мы сели. На выгрузку дали 8 минут, двигатели самолета не выключались. Ведь через 10 минут — следующий борт. Честно говоря, с большим трудом завели мы свою технику из-за сильного холода, но успели, выдвинулись к своему батальону. Вскоре меня поставили комендантом аэропорта. И пошла служба…
«ОХРАННИК КАРМАЛЯ БЫЛ ИЗ ДОНЕЦКА»
Говорит лейтенант запаса Юрий Сандул:
— Я служил сержантом, командиром отделения саперов-десантников. В середине декабря, по возвращении с полевых учений, подняли нас ночью, и молодым приказали принимать присягу... Потом мы передислоцировались на аэродром, где прожили несколько дней. Перелетели в Самарканд, оттуда — в Афганистан. Разгружались в Кабуле. Недалеко какой-то афганец возле склада с оружием стоял. Один из офицеров приказал его застрелить, как свидетеля нашего секретного десанта. Мы с товарищем, Серегой Папеновым, пошли, забрали его допотопное ружьишко, а самого отпустили — за что убивать-то? Он убежал. Офицер нас потом не переспрашивал, что и как мы сделали, а мы и не стремились объясняться.
Вечером мы пошли на штурм дворца Тадж-Бек. Нам пытался помешать танковый полк, преданный Амину, но неудачно. Офицер наш подбил один танк из гранатомета, он заблокировал выход из ворот. Да и афганцы не рискнули сопротивляться дальше. Мой батальон был в саду возле дворца и вел огневую поддержку. Лупили из орудий, минометов. У наших, как объяснили советники, на шапках повязка, типа как у партизан в Великую Отечественную. Только белая. Ну мы и били по чужим. А потом выяснилось, что по чьему-то головотяпству на десантников-мусульман наших, в афганскую форму одетых, повязки не нацепили, вот и помолотилили мы их здорово.
Потом наш батальон был отправлен на взятие тюрьмы. А затем мы вернулись в аэропорт и обитали там до приезда Бабрака Кармаля. Его привезли перед Новым годом. Один из телохранителей нового президента услышал мой украинский говорок и разговорился — он оказался земляком из Донецка...
«ПОГРАНИЧНУЮ АМУ-ДАРЬЮ Я ПЕРЕШЕЛ ПЕРВЫМ»

Рассказывает полковник в отставке Алексей Резников:
— Я служил замкомандира понтонного полка в Киеве (на Куреневке). 10 декабря командующий округом генерал Иван Герасимов (до самой смерти был народным депутатом Украины. — Ред.) средь бела дня поднял наш полк по тревоге. Доукомплектовали нас с 700 человек до штата военного времени в 1200 человек (самолетами срочно перебросили из других инженерных частей округа) и, погрузив на три эшелона, отправили на юг. Думали, едем в Ирак или Иран (там как раз недавно произошла исламская революция), Афганистан почему-то даже не вспоминали. За пять суток дошли до Термеза. Возле пограничников (только от них узнали, что идем таки в Афганистан) поставили палатки. Ждали долго. И вот 25 декабря, в пять утра, — тревога. Подошли к Аму-Дарье, за три часа навели понтонный мост. Река стремительная, понтоны сносило течением! Помог речфлот большим судном, которое «держало линию» при переправе.
В 6.30 я перешел на ту сторону (к афганскому берегу причалил первый понтон) и первым оказался на чужой земле — вести учет. В 9.30 пошли колонны: разведотряд, первая танковая колонна, службы обеспечения, санитарные машины. За двое суток только гусеничной техники было пропущено 2000 единиц. Пошли «партизаны» — дело в том, что поначалу в Термезе развернули кадрированую (то есть неукомплектованную) Ворошиловоградскую дивизию. Призвали туда с гражданки когда-то служивших таджиков, узбеков, татар. Считали, что они «за речкой» найдут общий язык с местными, ведь в Афгане — каждый второй узбек-таджик. Но не получилось из «партизан» нормальных вояк. Поняв это, стали их выводить, заменяя кадровыми частями.
Первые дни принесли и первые потери. В моем полку погиб рядовой И. Холод из Лубнов, его тело унесла пограничная река. Мне пришлось лично отвозить похоронку на его родину. Помню еще молодую женщину, его мать. Я пытался вручить ей прямоугольный листочек бумаги, а она мне: «Товаришу майоре! Навіщо мені ця бумажка! Краще б ви привезли портянки мого сина, щоб я витирала їми сльози до кінця мого життя!». Повернулась и ушла.