– Я родом вовсе не из ВДВ, как любят утверждать журналисты, а из вполне цивильного города Черкассы. В 1956-м мой отец, кадровый военный, морской пехотинец, откомандированный из Ленинграда в Забайкалье, женился на моей маме, приехавшей в Бурятию из их родного села Монастырище преподавать русский язык и литературу. А вскоре Никита Сергеевич Хрущёв решил резко сократить Вооружённые силы и демобилизовал более миллиона военных. Отец попал под то историческое сокращение. Вы его, конечно, не помните, но для многих людей это был жестокий жизненный удар. Отец вернулся на родину, стал офицером МВД, и я уже родился в Черкассах, хотя мог бы стать сибиряком. Батя у меня строгий, дисциплинированный, так что утренняя зарядка, спорт и большие цели – всё это от него. Юношей я занимался дзюдо, потом гирями, бегал на лыжах, а после восьмого класса поступил в Минское суворовское училище, где и совершил свои первые прыжки с парашютом.

Учился я хорошо и охотно, был страстным книгочеем, спортсменом и в Рязанское воздушно-десантное училище поступил без проблем. Афган же начался внезапно. Подняли по тревоге, раздали патроны и десантировали уже "за рекой". Через сутки – операция по захвату Кабула, назначение комендантом аэропорта. С весны 80-го пошли очень серьёзные боевые действия.

– О самой миссии можно поподробней?

– Мы занимали города, кишлаки, приводили туда афганские войска, учреждали местные администрации, одним словом, устанавливали власть.

– Разве это дело десантников?

– Разумеется, нет. Нас же по профилю готовили к подавлению точек, штурму объектов, а не к позиционному противостоянию и тем более не к сторожевым функциям. К тому же белорусские болота и советская традиционная ориентация на западный "фронт военных действий" никак не сочетались с горными условиями. Однако афганские власти упросили наше руководство оставить десантников, и мы зачастую выполняли несвойственные нам задачи. Но на этом благоглупости не заканчивались. Когда я, скажем, уничтожил первого "духа", мне пришлось писать 17 служебных записок и объяснять правомерность его ликвидации. С какой стати? Он сидел в мечети и поливал нас огнём, я его и завалил. Но "особисты" взялись за меня так, что офицеры шутили: тебя скоро посадят.

Мы были предупреждены также и о строжайшей партийной ответственности за гибель каждого своего солдата. Накачки на сей счёт были настолько регулярны и чрезмерны, что офицеры уже предлагали рядовых на операции не брать, а ходить в горы без них.

– Сергей Васильевич, а правда, что именно с афганской войны началось крушение советского воинского духа? Что в самолёты рядом с цинковыми гробами грузилась видеотехника, кожи и меха для московского генералитета, партийной элиты, и все это видели, понимали, что происходит, и увиденное подточило нравственные устои войск?

– Сказать по большому счёту, так было всегда: кому – война, а кому мать родна. Есть боевые подразделения, а есть тыловое обеспечение. Небо и земля. Они там и "духа" живого ни разу не видели. А мы же попали, хоть и в средневековый, но капитализм. У нас же тогда ни "Сони", ни "Шарпа" увидеть было нельзя, а там – сколько угодно. Дальнейшее очевидно: где соблазн, там найдутся и падшие.

– А политработа?

– В первые месяцы творилось такое… Мне парторг полка сказал: как это мы тебя пропустили на должность заместителя командира роты, а ты даже не кандидат в члены КПСС. Зачастую гражданским советником присылали секретаря сельского района, скажем, Рязанской области. И он начинал внедрять развитой социализм. Это было глупо, бестолково и никакого отношения к этим людям не имело.

– Афганцы – хорошие воины?

– Никакие. Ударить из засады, навалиться числом – тут они смелые. Но меня вывезли из Афгана в 1980-м, а потом туда пришли наёмники: опытные, жестокие, умелые. На моём личном счёту только один такой "чёрный аист" – пакистанский инструктор, и это уже признак полевого мастерства и доблести. А в начале там велась странная война. Но люди гибли не понарошку. И парней мы потеряли много. Что касается моей роты, то могу с гордостью сказать: раненые были, но первые ребята погибли, подорвавшись вместе со мной. А до того сберёг всех. Правда, друзей-офицеров терял и раньше. Вообще, весь ужас войны и состоит в обыденности смерти. Нет никаких границ жизни и небытия. Солнышко светит, птички поют, но бьёт пуля или взрывается фугас, и человека нет. Привыкнуть невозможно.

– А рукопашную вы видели?

– Обошлось. А роте из соседнего полка пришлось. На них такая тьма повалила, что отстреляться не удалось. Шли в схватку, как Матросов на дзот. Не приведи Господь.

– Вы тогда задумывались о смысле афганской войны?

– Нас больше выводил из себя непрофессионализм в её ведении. С чисто воинских позиций. Ведь если была бы задача победить, это произошло бы очень быстро. А вся тягомотина с набором и обучением афганской армии была нам ни к чему и в боевом отношении ничего нам не прибавляла. Что же касается самой миссии, в ней никаких сомнений не было, и крамолы на этот счёт я не припомню. И не верьте никому, если о ней вам будут говорить. Это война, и там "цветоделение" очень чёткое.

– И как она для вас закончилась?

– Взрывом итальянской противотанковой мины. Причём задание было глупое, идти нам на тот маршрут, по данным разведки, было нельзя. А руководил операцией недавний выпускник академии, боевого опыта не имел никакого, но ведь не поспоришь. Командира взвода контузило, наводчик-оператор и механик-водитель погибли, мне подрыв принёс высокую ампутацию ног – практически непротезируемую. Чего я в Афгане остерегался, так это мин, как чувствовал…

– Но вот вы вернулись, осмотрелись. Вам приходилось слышать в дальнейшем: "Я вас туда не посылал!"

– Лично – нет. Но когда бюро черкасского горкома партии давало мне разрешение на получение трёхкомнатной квартиры, военком был против. И уже после рождения сына и дочери я сказал секретарю, что доверие оправдал и выделенную жилплощадь занимаю законно. Был такой нюанс.

– Так вы вернулись с войны холостяком?

– Да. Наташа ждала меня и не оставила после ранения. Ездила целый год из Черкасс в Киев по выходным, пока я лечился. Молодая девчонка и по тем временам "крутая" невеста – дочь директора городского Дома торговли. Но не отступилась.

– А общественная деятельность как вас нашла?

– Жизнь всему научит. Когда меня впервые несли на носилках на протезирование, санитар у мамы потребовал "троячку". Тогда и мелькнула мысль о том, чтобы было с этим вымогателем, если бы здесь оказались ребята из моей роты. Так пришла мысль о создании организации. После госпиталя меня пригласили завотделом Черкасского горкома комсомола. А когда увидели мои возможности, двинули дальше – вплоть до первого секретаря. Хотя, опять же, обком был против: им был нужен "карманный вожак", а я за дело мог их и послать куда подальше, случалось, что и посылал.

В тот период было сделано много полезных для города дел: запустили молодёжное жилищное строительство, оборудовали первые компьютерные классы, создали центр патриотического воспитания, благоустроили пляжи и так далее. И когда в 1989 году началось выдвижение в народные депутаты страны, ребята из черкасского "Азота" без моего ведома и вопреки существующей разнарядке провели мою кандидатуру, а на пленуме ЦК ВЛКСМ тайным рейтинговым голосованием из 75-ти человек я прошёл третьим.

– На съезде и произошёл тот инцидент с академиком Сахаровым…

– Накануне Андрей Дмитриевич дал интервью "Комсомольской правде", в котором, ссылаясь на некое канадское агентство, утверждал, что в Афгане были случаи, когда окруженных душманами бойцов Советской армии уничтожали с вертолётов свои же. А этого не было и быть не могло. Смолчать – во имя светлой памяти погибших товарищей – было нельзя, и генерал Громов, я и ещё один капитан договорились, что будем пробиваться к микрофону, чтобы опровергнуть эту чудовищную ложь. Сказать выпало мне. И поверьте, мне было досадно говорить эти слова Андрею Сахарову. Ведь то, чему он сам подвергался в заточении, могло его убедить в правдивости подобной информации, но я смириться с неправдой не мог. Режим и воинское братство – слишком разные вещи, и я эту разницу чувствовал и понимал.

– Такие люди, как Сахаров,  нужны обществу?

– Они просто необходимы. Без святых и правдоискателей жизнь была бы ущербна и зла, а власть – распущена и чванлива.

– Тот Верховный Совет просуществовал недолго…

– Я вернулся в Киев и окунулся в ветеранские заботы.

– А как вы стали социалистом?

– Совпали судьбой. И мы, и они – бедные, но честные. И разумеется, решающую роль сыграла личность Александра Мороза. Настоящий лидер, последовательный политик, порядочный человек, отстаивающий истинные идеалы.

– А само решение войти в СПУ далось легко?

– Конечно, нет. Ведь, по условиям, мы были обязаны свою партию распустить. Но инициатива была наша, и лидеры СПУ нас поняли правильно. По моей просьбе нам организовали встречу с первым секретарём политсовета Иосифом Винским. Она не была протокольной и длилась несколько часов. Мы ужинали, и обсуждали все обстоятельства нашего вхождения в ряды социалистов. А Иосиф Викентиевич – человек, отнюдь не склонный к скороспелым выводам, долго к нам присматривался, изучал. А когда убедился в нашей партнёрской надёжности и общности миропонимания, состоялась встреча с Александром Морозом. И теперь мы в одном строю. Сказать откровенно, мы в политику пошли поневоле. Новая власть, должно быть, в отместку за то, что мы её, видите ли, не поддержали, с необъяснимой лёгкостью ликвидировала Госкомитет по делам ветеранов. У нас недавно в гостях были ветераны вьетнамской войны, так их это решение просто шокировало. В США же есть целое подобное министерство.

– Вы будете его восстанавливать?

– Это первостепенная задача афганской организации.

– А, к примеру, ваши позиции в отношении стратегических интересов страны. О НАТО, полагаю, можно не спрашивать?

– Украина в составе Альянса – золотой сон начальника всех его объединенных штабов. Я же – офицер Советской армии, и НАТО – наш постоянный потенциальный противник. Нечего нам там делать. НАТО и так раздулось в последние годы, как печень алкоголика. Пусть и дальше обходятся без нас.

– И последний вопрос. Известно, насколько строго Соцпартия Украины соблюдает чистоту своих идейных установок. И любой социалист у власти должен быть готов подчиниться решению партии об отзыве с должности в случае принципиальных расхождений с линией власти.

– Как по мне, так я бы уже давно всех социалистов из власти отозвал. "Чистые руки" уже сколько натворили…

– Стало быть, вы идёте в парламент для борьбы?

– А то как иначе? Уверен, с нашим приходом в Верховную Раду жизнь в ней изменится существенно.

Александр САКВА
("МК" в Украине)
  Февраль 2006