Крестный отец наших «штирлицев» Юрий Левченко: «В разведке предателей не было»
Image«Я ничего героического не совершал. На амбразуру не ложился и в сейфе у Геббельса не копался. Просто работал и жил. А если что-то и удалось важного сделать для страны, об этом можно будет говорить лет эдак через 20, а может, и через 100…»
Накануне праздника военной разведки Украины (7 сентября) мы встретились с Юрием Тимофеевичем — генерал-майором запаса, президентом Фонда ветеранов-разведчиков, который стоял у истоков ее создания и более 30 лет отдавший ей, любимой. Он рассказал о том, как это нелегкое дело зачиналось в нашем Отечестве, о своей донельзя засекреченной профессии и немного о себе. К большому огорчению шпионской братии, родоначальник военно-дипломатической службы Украины не выдал ни одной тайны — ни государственного, ни даже личного масштаба. Но было интересно.

Что же в этом удивительного? Настоящий профессионал.
— Юрий Тимофеевич, расскажите, с чего начиналась украинская разведка?
— 7 сентября 1992 года был подписан Указ президента Украины о создании Управления военно-стратегической разведки. Люди моего поколения, да и те, кто помоложе, все мы выходцы их рядов разведчиков Главного управления Советского Союза. Но когда родилась независимая Украина, стал вопрос о создании собственной разведывательной структуры. На тот момент ни у кого не было ни опыта, ни знаний строительства разведки государственного уровня. Три округа, которые на территории Украины были — Киевский, Прикарпатский и Одесский, — имели свои разведывательные комплекты, но они были локального характера. Сложность была и в том, что сама по себе эта структура всегда была закрытая. Это сейчас стали писать о разведчиках, а в Советском Союзе прочитать интервью с человеком нашей профессии были невозможно. Первый разведчик, о котором узнала страна, был Рихард Зорге. Потом узнали о Льве Маневиче, затем появилась публикация о Березняке (майоре Вихре). То есть никаких вспомогательных материалов, документов у создателей украинской разведки изначально не было. Да и помимо энтузиазма и большого желания, требовалась и политическая воля.
— Кто именно причастен к созданию военной разведки страны?
— Я считаю, что большая заслуга в этом нашего первого президента — Леонида Кравчука, начальника Генерального штаба (в то время) Анатолия Лопаты и министра обороны Александра Кузьмука. Они сделали все возможное, чтобы наша разведка состоялась. Первым начальником Главного управления был назначен Александр Скипальский. И в коллективе, который собрался и создавал наше Управление в 90-е годы, практически не было случайных людей. Все работали, как единый организм, днями и ночами. Нужно было делать все параллельно: и саму структуру разрабатывать, и военно-дипломатическую службу в посольствах обустраивать.
— А вообще в разведку попадают случайные люди?
— Безусловно. Были и предатели, но нашу украинскую разведку Бог миловал, за годы независимости не было ни одного случая. А вот за всю историю советского периода были. Тот же Суворов и Поляков, да и другие, что стало достоянием гласности.
— А как вы стали разведчиком — мечтали с детства?
— Такого не бывает, чтобы кто-то еще ребенком, напевая «17 мгновений весны», мечтал стать Штирлицем. Вот и я попал в ряды разведчиков случайно, как и многие другие. В роду у меня военных не было, да и в маленьком городке, где я родился, тоже военные не стояли. Но так сложилось, что я, будучи уже старшим лейтенантом и командиром роты, прошел сложную систему отбора и стал разведчиком.
— В общем, сама судьба вас нашла. А за что все-таки взяли, что в вас нашли особенного?
— За безумную красоту и большой ум (шутит). Я не был вундеркиндом. Просто молодой лейтенант с нормальной биографией. Система отбора в каждой стране индивидуальная. Далеко не всем известно, по какой системе его отобрали, так что и для меня это в некотором роде загадка.
— Где же вы совершали свои героические подвиги разведчика?
— Ничего героического я не совершал. На амбразуру не ложился и в сейфе у Геббельса не копался. Просто работал и жил. А если что-то и удалось важного сделать для страны, об этом можно будет говорить лет эдак через 20, а может, и через 100…
— А почему? Как определяется срок, после которого можно подвиг во имя своей страны сделать достоянием общественности?
— Если человек выполнил какую-то задачу, то по прошествии времени следует изучить, есть ли связь между операцией, которая проводилась когда-то, с сегодняшним днем. Если такого «мостика» уже не существует, можно об этом говорить. Так, как мы сегодня говорим об операции по спасению Кракова. И то о ней узнали только по прошествии 20 лет. Казалось бы, что здесь такого, почему было сразу не рассказать об этом? На это были свои причины…
Когда я учился, у нас преподавали люди-легенды, которым приходилось решать задачи не менее сложные, чем тому же Штирлицу, а может, и более сложные. Таких людей были десятки. Они ходили в скромных серых пиджачках, ничем не выделялись, а на самом деле среди них были дважды Герои Советского Союза, награжденные орденами и медалями. Но и умирая, они не могли рассказать об этом никому, даже близким людям. Ведь есть секреты, не имеющие срока давности.
— Тогда расскажите о своей работе, что можно.
— 16 лет я прослужил на Дальнем Востоке, а потом здесь, в Украине. Прошел путь от командира батальона до заместителя начальника штаба армии. Много лет был заместителем начальника Главного управления разведки МО Украины, два года был военным атташе в Словакии. Служба во время дальневосточного периода была сложной, но интересной. К нам приходили лучшие ребята, которые призывались в армию, большей частью из Украины. Нагрузка на них была колоссальная — тренировки, учения, прыжки с парашютом. В Дальневосточном округе, где мы находились, была постоянная боевая готовность. Ну а офицер в армии, тем более разведчик, не может сказать подчиненному: «Делай, как я сказал». Он может только сказать: «Делай, как я». А это значит, что он сам должен уметь и прыгать с парашютом, и подтягиваться на перекладине, и многое другое.
— И вы все это тоже делали, и с парашютом прыгали?
— Ну конечно… (смеется).
— Ребята тогда были лучше подготовлены физически, чем сейчас?
— Наверное. Первого серьезного наркомана, например, я увидел, уже будучи майором (это были 80-е годы). Практически не было этого раньше в армии.
— А какие качества или умения для разведчика самые главные?
— Чисто человеческие. Те, о которых раньше писали на плакатах крупными буквами, чтобы каждый знал: чувство долга, ответственности, товарищества. Ведь в те времена, когда я служил, в среде разведчиков не было такого явления, как дедовщина. И не только потому, что туда был особый отбор. Молодые мальчишки есть молодые мальчишки как тогда, так и сейчас. Но этот мальчик тогда знал, что если он пойдет решать серьезную задачу, то сам ее никогда не решит. Поэтому вне зависимости от того, кто сколько прослужил, они друг за друга и рюкзак носили, и автомат, да и мало ли еще что. В таком микроколлективе не может быть дедовщины в принципе, наоборот, там о младших заботятся и им помогают.
— А вы лично ностальгируете по ушедшему времени?
— Если человек нашел себя в новой жизни, ему некогда ностальгировать. Многие мои коллеги, выйдя на пенсию еще, можно сказать, в расцвете сил (в среднем в 50 лет), успешно адаптируются в социуме. И у меня есть заботы — работа, ветеранский фонд, дети, внуки.
— Они гордятся своим папой и дедушкой? Сравнивают вас со Штирлицем?
— Наверное, хотя ведь они многого не знают, я не рассказываю. А что рассказывать? Работа есть работа. Если бы стал учителем, был бы учителем, строителем — строителем. Но я горжусь, что стал разведчиком, что меня взяли, оказали мне доверие.
— И не хотели бы себе судьбы другой?
— Нет. Хоть это и банальный ответ, но если бы еще раз выбирать, избрал бы ту же стезю. Но это очень не простая работа. У современных молодых людей, которые смотрят телевизор, фильмы, читают книги (или уже не читают?), складывается представление о разведчике, что это такой себе супермужчина, некий Джеймс Бонд, который постоянно развлекается: виски, женщины, стрельба от бедра... Нет, это профессия очень сложная, ответственная и изнурительная. Вначале, например, когда разведчик работает «в поле», очень тяжело физически. Казалось бы, чем выше поднимаешься по карьерной лестнице, тем легче. Нет, становится еще тяжелее — повышается уровень ответственности. Когда создавалась наша военно-дипломатическая служба и я руководил подготовкой и отправкой людей для работы за рубеж, доходило до того, что я спать не мог.
— Так что, виски, женщины и стрельба от бедра — это не про вас?
— Я придерживался такого правила и учил этому других: разведчик заканчивается тогда, когда звучит первый выстрел. Разведчик должен прийти, решить задачу, уйти и чтобы никто об этом не знал. Стреляющие разведчики бывают только в американских, да и в наших тоже фильмах.
— Семья все время была с вами? Как они выдерживали все переезды?
— Да, семья была со мной. За все время моей службы сын и дочь сменили 8—10 школ. Конечно, было нелегко. Помню, на Дальнем Востоке вывозил их, еще маленьких, на короткую дорогу в 10 метров, чтобы они на асфальте постояли. Но ничего, они выросли в военной среде, а там дисциплина на первом месте.
— И с женой вам, очевидно, повезло, ведь это очень нелегкая судьба для женщины — постоянная смена места жительства?
— Конечно, повезло. Жена разведчика — это не 40, а все 80, а в некоторых случаях и 90% успеха. Когда работал в Словакии, приходилось часто встречаться с президентом этой страны. Вот он приходит к нам на прием и сразу: «А где моя хохлушечка?» — имея в виду мою жену. И сразу атмосфера встречи становится другой.
— Национальная кухня опять же, вареники, наверное. У вас жена готовит вареники?
— Да она все готовит. Сейчас есть из чего, а когда жили на Дальнем Востоке, жена умела все делать из тушенки: суп, борщ, плов, жаркое и все, что хотите. Ведь больше ничего не было.
— Юрий Тимофеевич, профессия военного, в том числе и разведчика, перестала быть престижной. Можно ли вернуть ей былую привлекательность?
— В свое время был ликвидирован весь агитационно-пропагандистский аппарат. Теперь вся агитация свелась к тому, чтобы Иваненко, Петренко и иже с ними выбрали народными депутатами. Когда нет идеологического воспитания, надеяться, что дети сами по себе вырастут патриотами страны, это глубочайшее заблуждение. У нас за годы независимости в стране, которая имела 5 киностудий союзного значения, не снято ни одного серьезного художественного фильма. Я не говорю о разведчиках, сталеварах, например, о людях других профессий. И ведь никто эти киностудии не забрал, не вывез из страны! В той же России делают прекрасные фильмы, посвященные разведчикам, милиционерам, кадетам. Ведь после сериала «Кадеты» на 40—50% увеличилось количество детей, желающих учиться в этих учреждениях. Пусть они сделаны иногда слишком просто, где-то нарочито, но в них есть воспитательная направленность. Я надеюсь, что и у нас когда-нибудь наступит такое время
Марина Марченко
Газета "Новая"