41 год назад началась необъявленная война...

25 декабря 1979 года советские войска пересекли границу с Афганистаном. Началась война, которая лезвием прошлась по судьбам многих людей по обе стороны границы. Но в тот день, конечно же, никто не думал о том, сколько лет протянется наше присутствие там, сколько пацанов не вернется из-за речки и чем вообще обернется для страны операция по вводу войск в соседнее государство. Тогда солдаты и офицеры выполняли приказ. Каждый из них по-своему увидел этот день. Потом у них будет много дней в горно-песчаной стране. Но именно этот запечатлелся в их памяти на всю жизнь.

Лев Николаевич Горелов, с октября 1975 по декабрь 1979 года – главный военный советник Вооруженных сил СССР в Демократической Республике Афганистан:

– В 1979 году на заседании Политбюро я заявил о том, что категорически против ввода войск в Афганистан. Я руководствовался знаниями, приобретенными за годы работы в восточной стране. Я был знаком и с Тараки, и с Амином. С последним много раз встречался, проводил совместно операции: Ургунскую – по отражению вторжения пакистанских войск и Барикотскую. Амин был очень грамотным человеком, хорошим организатором. И, конечно, самая большая ложь была, когда заявили, что он сотрудничает с американцами. Он Брежневу написал два письма. Просил встретиться с ним на любой территории. Я сам вез одно письмо и передал его начальнику Генерального штаба. Но ответа Амин так и не получил.

В 1979 году меня вызвали в Москву. Я тогда не знал, что обсуждается решение о вводе войск и Брежнев решил послушать мнение специалистов. В кабинет я зашел вместе с начальником Генштаба маршалом Огарковым. За столом сидели Брежнев, Громыко, Устинов, Пономарев. В общем, полный состав Политбюро ЦК КПСС.

Я поздоровался. Брежнев предложил кофе или чай. Я отказался, но Брежнев сказал: «Когда приглашают, неудобно отказываться, садись». Сел. «Вызвали вас, чтобы вы доложили обстановку в Афганистане». Я отвечаю: «Леонид Ильич, политическую обстановку в стране, я уверен, вы знаете, потому что посол недавно у вас был. Я лишь задержу ваше время. Я доложу обстановку с чисто военной точки зрения».

Ну и рассказал ему, что афганская армия находится в стадии формирования, обучается. Трудность состоит в большой протяженности границ, которые армия и охраняет. Времени на обучение в этих условиях было мало. Сейчас формируются погранвойска. Укрепим ими армию, сделаем ее более многочисленной. Нам нужны средства связи и вертолеты на случай развертывания боевых действий, вторжения банд.

Он на меня посмотрел и говорит: «Так войска надо вводить или нет?». Я говорю: «Леонид Ильич, мое, и не только мое мнение, но и генерала Павловского, который меня напутствовал до встречи с вами, таково: вводить войска не нужно! Не нужно, Леонид Ильич!». «Но почему?», – спросил он.

«Армия способна во взаимодействии с пограничниками контролировать положение дел на границе. Это первое. Второе: если мы введем туда войска, американцы предпримут все, чтобы сделать боеспособными вооруженные отряды, которые формируются за границей из числа беженцев. Они их подготовят. Придет время, когда они вторгнутся в Афганистан. И третье: наша армия не готова драться в горах».

Вмешался Устинов: «Вы не расписывайтесь за армию!». Я говорю: «Дмитрий Федорович, есть у меня основания так говорить. Ко мне же в группу приезжают офицеры-советники из наших внутренних округов. Вы их собираетесь ввести в Афганистан? Они понятия не имеют, что такое горы! Я пробыл в Одесском округе сколько лет, но ни одного учения в горах не провел. Такое положение дел во всех внутренних округах. Они не готовы. Ну и четвертое: ввод войск потребует колоссальных материальных затрат. Кроме того, будут людские потери. И еще одно. Хоть и говорят, что войска наши собираются расставить по гарнизонам, могу сказать, что так вряд ли получится. Придется нам воевать первым эшелоном, а афганцам – вторым».

Брежнев говорит: «Спасибо, товарищ генерал. Идите, чайку попейте в соседнюю комнату. Если хотите что-то посущественней – выбирайте, пожалуйста, по здоровью».

Позже я узнал, что мое мнение проигнорировали.

Валерий Иванович Аблазов, в 1979 году – советник начальника училища ВВС и ПВО ДРА:

– Когда войска вошли, в этот вечер я был дома. За нами послали переводчика. Я как сейчас помню, звали его Назим Салманов. И нас – команду из пяти человек – попросили срочно подъехать в штаб ВВС и ПВО. Мы уже видели, что началась высадка войск. Десантные части садились сразу на два аэродрома: Баграм и Кабул на самолетах Ан-12 и Ил-76.

Высадка советского десанта в Кабуле – одна из таких мощных, ярких картин, когда десантные самолеты садились один за другим на полосу аэродрома Кабул, не останавливая двигатели, проезжали по полосе, на какое-то время замирали. В это время выскакивали десантники, выгружали свою технику, и самолеты без задержки шли на взлет и уходили из зоны аэродрома. Причем, все это видели не только мы, но и иностранцы, которые находились в это время в кабульском аэропорту, жизнь которого не прекращалась и в перерыве между этой военной нагрузкой садились рейсовые самолеты.

Там даже так получилось, что к моему другу Валентину Герасименко и соратнику Толе Новикову в этот день пропустили семьи из Советского Союза. У Новикова жена прилетела с маленькой дочкой. Обычно визиты семей или жен перекрывались в целях безопасности, и тут в самое опасное время пропускают семьи. Это было либо в целях маскировки, что, мол, вот мы говорим, что безопасность есть, или очередным головотяпством.

Когда мы прибыли в штаб нашей пятеркой, это было довольно поздно вечером, уже темнота была. Мы видели, как взорвался один наш транспортный самолет. Мы тогда не знали, что это за взрыв такой был. А оказывается, это самолет, который вез десантников, столкнулся с горой, и все десантники и весь экипаж погибли. Это было в ночь с 25 на 26 декабря.

Когда мы прибыли в кабинет советника главкома, тогда эти функции выполнял генерал Орлов, он поставил нам задачу: "Вы боевая группа, и задача ваша состоит в том, чтобы блокировать авиационное училище и не допустить выступления курсантов и офицеров училища против советских войск и против существующего режима".

Возник бунт в Баграме и, кстати, была попытка бунта там, где мы находились, где этот штаб был. Была обстреляна боевая десантная машина и погиб десантник. Опасностей было много. И никто не знал, как поведет себя армейская среда афганская. И потому советники в разных звеньях управления получили примерно одинаковую задачу: блокировать руководство и командование в тех подразделениях, в которых они находились.

Ну, вот мы прибыли нашей пятеркой к начальнику училища, разъяснили ему ситуацию, а сами сели так, что они не могли выходить, из этого кабинета. Но нам удалось, как говорится, силой убеждения и силой того, что эти люди уже знали нас уже на протяжении долгого времени, а мы знали их, удержать ситуацию. И они фактически подчинились нашим требованиям. Все находились на месте.

Мы взяли под свой контроль оружейные комнаты. Курсантов рассадили по аудиториям нескольким большим и там тоже поставили наших людей, которые не позволяли использовать этих курсантов в целях противодействия. Дело в том, что по мобилизационному плану 50 курсантов этого училища должны быть подняты по тревоге, вооружены автоматами Калашникова и отправлены для отражения опасности в штаб ВВС и ПВО.

Мы со своей задачей справились. Держали под контролем все руководство училища и весь личный состав в течение двух суток.

Владимир Семенович Макаров – участник штурма дворца Амина:

– Наша команда называлась «Зенит». Это была группа, специально созданная под эту операцию. Мы потом сменяли друг друга. Часть офицеров, прибывших туда в июне, где-то в августе улетели домой. А я там оказался в октябре. Суть дела такова, что попал как раз "под раздачу". В самую жаркую пору занимались разведкой. Встречал «альфовцев». Потом было принято решение о смене власти.

– 25 декабря 1979 года начали прибывать наши войска на аэродромы Кабул и Баграм. Мы уже давно были там. Я волею судьбы оказался в подразделении, которое изображало из себя охрану дворца Тадж-Бек.

– Руководство Афганистана располагалось в центре Кабула, в так называемом "Доме народов", а потом Хафизулла Амин перебрался в загородный дворец Тадж-Бек. Дворец расположен на холме, к нему можно было попасть только по серпантинной дороге. Это четырехэтажное здание, двухметровой толщины стены. Первый этаж занимали технические подразделения: связь, охрана и так далее. Второй этаж жилой – там жил Амин с семьей.

Мы, группа из подразделения "Зенит", располагались в горах немножко выше, чем холм, на котором располагался дворец Тадж-Бек, были одеты в афганскую форму. Потом вышла книжка по поводу афганских событий, и там было написано, что "патриотически настроенные афганские офицеры захватили Амина и после суда его казнили". Так вот это я патриотически настроенный афганский офицер.

Нас вместе с подразделением "Гром" было 50 человек. Против 250. При атаке на укрепленное место пристрелянное соотношение атакующих и обороняющихся должно быть наоборот. Это все говорит об уровне нашей подготовки. Ну и были мы наглые. Были одеты в афганскую форму, и для того, чтобы отличались от афганцев, у нас на рукавах были марлевые повязки. Там в суматохе все скрутилось.

По плану мусульманский батальон должен нас подвезти к дворцу и занять оборону. Это было вечером. Я попался под руку полковнику Бояринову перед погрузкой в БТРы. Он нагрузил мне, как поленницу дров, разовые гранатометы – "мухи". А я, откровенно говоря, не умею ими пользоваться. Хотя там чего уметь-то. Показать надо было, елки-палки. Так вот, я раздал все эти "мухи", и Бояринов мне вручил пулемет Дегтярева времен Второй мировой с таким круглым диском. Мне с ним было неудобно.

Дело в том, что я тогда был назначен заместителем командира одной из штурмовых групп. Командиром был у меня москвич. Еще мусульманский батальон отдал нам часть своих бронежилетов. Они тяжелые, двубортные, какая у нас экипировка была – каска…

Погрузились мы в БТРы. Пулемет отдал, потому что у меня свой автомат был. И двинулись на дворец. Сигналом к началу штурма послужил взрыв в центре Кабула. Борис Андреевич Плешкунов, наш преподаватель КУОСа, опустил в центральный колодец связи хороший заряд взрывчатки. И вечером, когда уже с темнотой рвануло все это дело, взлетели ракеты и мы пошли на штурм.

Когда начали грузиться в БТРы, увидели, что вместе с нами еще и солдаты мусульманского батальона. Но суть в том, что, когда подошли к дворцу, а там лестница была каменная, то они уже оборону заняли, а я должен сказать, что «Шилки» начали огонь по дворцу и по войскам, чтобы отсечь афганских военных. Наши снайперы перед выдвижением не дали экипажам танков придвинуться к боевым машинам. поэтому на дальних подступах танки нас не встретили.

Когда мы подошли, то первый БТР проскочил "мертвую зону", второй – подожгли, кто зажег – не знаю. То ли стреляла в упор охрана, может быть, и «Шилки». А скажу, что охрану то не подавили. "Громовцы" пошли по серпантину наверх, к дворцу, а мы на своих БТРах попали под шквальный огонь. Я находился в десанте третьего БТРа и назначен, как уже говорил, зам командира штурмовой группы. Впереди идущий БТР был подбит, в нем взорвался боезапас. Башню оторвало, но бойцы успели повыскакивать. Поступила команда: разгружайся. БТР покидать нужно через верх – под пулями.

Короче, обстановка была такая – посыпались, кто ранен, кто убит. А в воздухе свинца больше, чем кислорода, пули по броне щелкают. Слава Богу, меня не зацепило. Командиру второго БТРа Борису Суворову из Омска пуля попала под бронежилет – и наповал.

К дворцу приближались с боем, так как сыпались осколки от наших «Шилок» на головы. А огневые точки не были подавлены. Моя группа наступала со стороны дворца, там, где было помещение охраны и каменная лестница. А к дворцу вела дорога-серпантин. Я видел парадную лестницу, которая вела к дверям, и бросился туда со своей группой. Но эта лестница оказалась фальшивой, она уперлась в стену. Мне пришлось возвращаться на ту лестницу в торце здания, по которой уже и другие прошли. Поэтому мы немного опоздали.

Дело в том, что «громовцы» уже успели захватить первый этаж, и мы пошли на второй. На втором этаже сопротивление было подавлено буквально перед нашим заходом. Мы проскочили уже по трупам охраны, но были эпизодические столкновения с теми, кто там остался. Мы уже прочесывали дворец. Потому я в числе самых первых не оказался и не буду корчить из себя героя.

Я забежал со своими ребятами наверх на лестничную клетку дворца. А это не в доме малогабаритном лестничная клетка. Это дворцовая лестница. Слышу, вроде, дети плачут. Семья Амина там сидела кучкой, ребенка ранили. Я спросил: «Где Амин?». Они показывают за стойку бара. Заскакиваю туда, он лежит мертвый. Многие издания писали, что он был в спортивном костюме «Адидас», а на самом деле – в трусах и в майке. Лица у него не было. Дело в том, что кто-то из «громовцев» или наших проскочили туда, потому что гранаты рвались прямо на коврах, одна из них попала ему в лицо. Да из автомата его тоже расстреляли. Лица нет – сплошная кровавая масса.

Мы дворец взяли за сорок минут. Пятьдесят человек. Потом пришел помогать мусульманский батальон. Но это уже когда мы все сделали.

Сергей Васильевич Червонопиский, в 1979 году – командир взвода 6-й роты 350-го полка 103-й Витебской дивизии ВДВ:

– В составе 103-й Витебской воздушно-десантной дивизии мы прибыли в Афганистан 25 декабря 1979 года. Перед этим нас подняли по тревоге в Белоруссии. Летели через Ташкент, Энгельс и потом уже в Кабул. То есть длинный такой путь.

Высадились посадочным способом. Я был командиром корабельной группы на Ан-22. Корабельная группа – это корабль военно-транспортной авиации, в него загружается техника, а все вместе – экипаж самолета и десант, называется корабельная группа. Поначалу не знали, куда летим. Летели на восток. В Ташкенте начали прикидывать. А в то время жесткая ситуация была в Иране. Думали, может быть, туда, про Афганистан никто даже не подозревал. Наши командиры знали – те, кто перед этим летали на рекогносцировку. Но мы не знали. Поэтому, когда уже пошли на Кабул из Энгельса, прямо в воздухе нам было четко сказано, куда летим. Там, где не могли эту информацию кому-то слить.

Признано во всем мире, что десантирование нашей дивизии считается классическим. Мы высадились самым идеальным образом. Правда, один самолет военно-транспортной авиации мы потеряли – он зацепился за горы. А так выброска прошла организованно индивидуально. То есть максимально четко было сработано и десантниками, и экипажами военно-транспортной авиации.

Представьте себе аэродром: самолеты, один приземляется, тут же второй взлетает. Вот такая карусель была организована. И вот высаживалась дивизия. Самолеты рулили по рулежным дорожкам, останавливались. Нам давали по семь-восемь минут полностью разгрузить самолет. И вот прикиньте: в «Антее» – семь бронеобъектов на низком клиренсе. Их нужно было ручками поднять, потому что двигатель нельзя запустить – он остывший. Летели ведь на одиннадцати тысячах. Двигатели просто замерзшие. Вот нужно было ручками поднять механикам-водителям. Кроме этого, между бронеобъектами – ящики с боеприпасами, с продовольствием и все прочее. Это нужно было разгрузить.

И вот представьте себе картину, когда у меня семь механиков-водителей, два прапорщика и взвод солдат, которые только что приняли присягу. В армии их называют бестолковыми новобранами. Мало того, машины нужно было на руках выкатить за рулежную полосу и дать возможность самолету через восемь минут «уйти». Вот весь экипаж, а в "Антее" экипаж, по-моему, двенадцать человек. Весь экипаж, и командиры в том числе, таскали ящики, выталкивали боевые машины. Но уложились ровно в восемь минут. Потом уже нужно было двигатели прогреть и начинать двигаться.

Я вам скажу, такого аврала, наверное, у меня в жизни никогда не было больше. Но, тем не менее, все прекрасно справились. Хотя у меня там две свечи пускового обогревателя на боевых машинах сгорели. Нужно было поменять.

Затем мы выдвинулись на место сосредоточения батальона, и батальон уже погрузился на наши бронеобъекты. А нюанс такой, что батальон летел на Ил-76. А мы бронегруппой – на Ан-12. Наши военные советники обеспечили нам высадку – не надо было захватывать с боем аэродром. Затем выдвинулись к местам дислокации. Ну а дальше началась «веселая жизнь». Конец декабря, климат резко континентальный, снег... И как в таких условиях жить? Но тем не менее задачу выполнили.

Микола Володимирович Гуменюк, у 1979 році – сержант, заступник командира взводу 371-го полку:

– Я 1978 року закінчив школу і навчався у херсонському технікумі, коли нас достроково призвали в армію. Служив між Одесою і Миколаєвом – у населених пунктах Дофіновка, Нова Дофіновка. Там розташовувалася повітряно-десантна бригада. Півроку нас там готували, але ми не знали куди нас відправлять. Про Афганістан навіть мови не було.

На мій день народження 11 грудня нас підняли по тривозі, вишикували на плацу і перевіряли чи є рукавички, фуфайки. Ми думали, що нас по Варшавському договору відправлять на якісь навчання. Але нас привезли на станцію Роздільна під Одесою. Там посадили у вагони поротно, поставили буржуйку, видали речові мішки. Сім діб ми їхали. 25 грудня 1979 року нас привезли в Кушку. Завели в казарми. А там раніше, мабуть, коні стояли, бо були жолоба. Ми там добу побули. 27 грудня наш полк вишикували на плацу, розподілили по ротах і батальйонах, роздали боєприпаси, автомати. І потім ще дві доби на БМПшках і БТРах ми йшли в Афганістан. І о 5-й годині вечора 27 грудня 1979 року ми перейшли кордон. Спочатку дійшли до Мазарі-Шаріфа. Там зупинилися на ніч, потім дійшли до Шинданда, де був великий аеродром. Ми його оточили, бо казали, що там мають бути заколотники. За це командира батальйону майора Черкашина нагородили орденом Червоної Зірки. Командиром роти у нас був капітан Стеценко, командиром взводу – лейтенант Новіков.

Після того, як наші війська фактично зайшли, ми охороняли аеродром, аж до травня. А після цього почали супроводжувати колони, які йшли з Кушки на Кандагар. Стояли на перевалах.

Микола Васильович Косяк, молодший сержант, заступник командира взводу 350-го полку 103-ї Вітебської дивізії ВДВ:

– Мене призвали 1978 року в листопаді. Спочатку потрапив в учебку в Гайжунай. І в квітні 1979-го нас перевели у Новополоцьк, у Вітебську дивізію ВДВ, у 350-й гвардійський полк. На початку грудня нас посадили в літаки і переправили в Чимкент. А 24 грудня – в Кабул. Вночі нас посадили. День ми десь в ущелині вистояли, а потім вже почали рух. Коли підняли нас на початку грудня, тоді вже офіцери сказали, що ми летимо в Афганістан надавати дружню допомогу братньому афганському народу.

Спочатку нас мали парашутним способом висадити. Але передумали. Коли озвучили, що висаджуватимемось посадочним способом, то ми вже легше подихнули. Приземлялися вночі. Літаки дуже швидко сідали, ми вистрибували, виганяли техніку швидко – там часу не було врозвалочку все робити.

З 25 на 26 грудня ми підійшли до військової академії. Там стояли танки Т-34, і ми їх блокували, щоб не було бойових дій. Спецназ у цей час брав палац Аміна. А наша задача – тримати під контролем управління полку і військову академію, щоб не було повстання. Наступного дня по полку пішла чутка, що одного літака нема – розбився. Але ніхто не знав, як він розбився – чи збили, чи пілоти помилились. Шукати його почали вже навесні чи влітку, але тоді його не знайшли. Це був Іл-76. Я пам’ятаю, що там був «Урал» з боєприпасами і бензовоз. А по боках сиділа парашутно-десантна рота. І екіпаж, і всі десантники, яких там було за 40, загинули. Там було багато хлопців з Житомирщини. П’ятьох я добре знав. Тому для мене це була ще й особиста трагедія.

Нам як військам стратегічного призначення сказали, що ми там будемо два тижні максимум. Усі зраділи. Листи додому тоді нам не дозволяли писати. Нам постійно змінювали адреси польової пошти. Дуже багато особістів було. А бойові дії почалися ближче до літа.

Розповіді записав Євген Левченко.